Ко Дню всех влюбленных мы собрали для вас любимые стихи классиков и современников

Роберт Рождественский

Я в глазах твоих утону, можно?

Ведь в глазах твоих утонуть — счастье.

Подойду и скажу: «Здравствуй,

Я люблю тебя». Это сложно…

Нет, не сложно, а трудно

Очень трудно любить, веришь?

Подойду я к обрыву крутому

Стану падать, поймать успеешь?

Ну а если уеду — напишешь?

Я хочу быть с тобой долго

Очень долго…

Всю жизнь, понимаешь?

Я ответа боюсь, знаешь….

Ты ответь мне, но только молча,

Ты глазами ответь, любишь?

Если да, то тогда обещаю

Что ты самым счастливым будешь

Если нет, то тебя умоляю

Не кори своим взглядом ,

Не тяни своим взглядом в омут

Пусть другую ты любишь, ладно…

А меня хоть немного помнишь?

Я любить тебя буду, можно?

Даже если нельзя, буду!

И всегда я приду на помощь

Если будет тебе трудно!

Белла Ахмадулина

Дождь в лицо и ключицы,

и над мачтами гром.

Ты со мной приключился,

словно шторм с кораблем.

То ли будет, другое...

Я и знать не хочу —

разобьюсь ли о горе,

или в счастье влечу.

Мне и страшно, и весело,

как тому кораблю...

Не жалею, что встретила.

Не боюсь, что люблю.

Иосиф Бродский

Мы будем жить с тобой на берегу,

отгородившись высоченной дамбой

от континента, в небольшом кругу,

сооруженном самодельной лампой.

Мы будем в карты воевать с тобой

и слушать, как безумствует прибой,

покашливать, вздыхая неприметно,

при слишком сильных дуновеньях ветра.

Я буду стар, а ты — ты молода.

Но выйдет так, как учат пионеры,

что счет пойдет на дни — не на года,

оставшиеся нам до новой эры.

В Голландии своей наоборот

мы разведем с тобою огород

и будем устриц жарить за порогом

и солнечным питаться осьминогом.

Пускай шумит над огурцами дождь,

мы загорим с тобой по-эскимосски,

и с нежностью ты пальцем проведешь

по девственной, нетронутой полоске.

Я на ключицу в зеркало взгляну

и обнаружу за спиной волну

и старый гейгер в оловянной рамке

на выцветшей и пропотевшей лямке.

Придет зима, безжалостно крутя

осоку нашей кровли деревянной.

И если мы произведем дитя,

то назовем Андреем или Анной.

Чтоб, к сморщенному личику привит,

не позабыт был русский алфавит,

чей первый звук от выдоха продлится

и, стало быть, в грядущем утвердится.

Мы будем в карты воевать, и вот

нас вместе с козырями отнесет

от берега извилистость отлива.

И наш ребенок будет молчаливо

смотреть, не понимая ничего,

как мотылек колотится о лампу,

когда настанет время для него

обратно перебраться через дамбу.

Анна Ахматова

Сказал, что у меня соперниц нет.

Я для него не женщина земная,

А солнца зимнего утешный свет

И песня дикая родного края.

Когда умру, не станет он грустить,

Не крикнет, обезумевши: «Воскресни!».

Но вдруг поймет, что невозможно жить

Без солнца телу и душе без песни.

…А что теперь?

Марина Цветаева

Откуда такая нежность?

Не первые — эти кудри

Разглаживаю, и губы

Знавала темней твоих.

Всходили и гасли звезды,

Откуда такая нежность?

Всходили и гасли очи

У самых моих очей.

Еще не такие гимны

Я слушала ночью темной,

Венчаемая — о нежность!

На самой груди певца.

Откуда такая нежность,

И что с нею делать, отрок

Лукавый, певец захожий,

С ресницами — нет длинней?

Сергей Есенин

Вы помните,

Вы все, конечно, помните,

Как я стоял,

Приблизившись к стене,

Взволнованно ходили вы по комнате

И что-то резкое

В лицо бросали мне.

Вы говорили:

Нам пора расстаться,

Что вас измучила

Моя шальная жизнь,

Что вам пора за дело приниматься,

А мой удел —

Катиться дальше, вниз.

Любимая!

Меня вы не любили.

Не знали вы, что в сонмище людском

Я был, как лошадь загнанная в мыле,

Пришпоренная смелым ездоком.

Не знали вы,

Что я в сплошном дыму,

В развороченном бурей быте

С того и мучаюсь, что не пойму —

Куда несет нас рок событий.

Лицом к лицу

Лица не увидать.

Большое видится на расстояньи.

Когда кипит морская гладь,

Корабль в плачевном состояньи.

Земля — корабль!

Но кто-то вдруг

За новой жизнью, новой славой

В прямую гущу бурь и вьюг

Ее направил величаво.

Ну кто ж из нас на палубе большой

Не падал, не блевал и не ругался?

Их мало, с опытной душой,

Кто крепким в качке оставался.

Тогда и я

Под дикий шум,

Незрело знающий работу,

Спустился в корабельный трюм,

Чтоб не смотреть людскую рвоту.

Тот трюм был —

Русским кабаком.

И я склонился над стаканом,

Чтоб, не страдая ни о ком,

Себя сгубить

В угаре пьяном.

Любимая!

Я мучил вас,

У вас была тоска

В глазах усталых:

Что я пред вами напоказ

Себя растрачивал в скандалах.

Но вы не знали,

Что в сплошном дыму,

В разворочённом бурей быте

С того и мучаюсь,

Что не пойму,

Куда несет нас рок событий…




Теперь года прошли,

Я в возрасте ином.

И чувствую и мыслю по-иному.

И говорю за праздничным вином:

Хвала и слава рулевому!

Сегодня я

В ударе нежных чувств.

Я вспомнил вашу грустную усталость.

И вот теперь

Я сообщить вам мчусь,

Каков я был

И что со мною сталось!

Любимая!

Сказать приятно мне:

Я избежал паденья с кручи.

Теперь в советской стороне

Я самый яростный попутчик.

Я стал не тем,

Кем был тогда.

Не мучил бы я вас,

Как это было раньше.

За знамя вольности

И светлого труда

Готов идти хоть до Ламанша.

Простите мне…

Я знаю: вы не та —

Живете вы

С серьезным, умным мужем;

Что не нужна вам наша маета,

И сам я вам

Ни капельки не нужен.

Живите так,

Как вас ведет звезда,

Под кущей обновленной сени.

С приветствием,

Вас помнящий всегда

Знакомый ваш

Сергей Есенин.

Владимир Маяковский

Дым табачный воздух выел.

Комната —

глава в крученыховском аде.

Вспомни —

за этим окном

впервые

руки твои, исступленный, гладил.

Сегодня сидишь вот,

сердце в железе.

День еще —

выгонишь,

можешь быть, изругав.

В мутной передней долго не влезет

сломанная дрожью рука в рукав.

Выбегу,

тело в улицу брошу я.

Дикий,

обезумлюсь,

отчаяньем иссечась.

Не надо этого,

дорогая,

хорошая,

дай простимся сейчас.

Все равно

любовь моя —

тяжкая гиря ведь —

висит на тебе,

куда ни бежала б.

Дай в последнем крике выреветь

горечь обиженных жалоб.

Если быка трудом уморят —

он уйдет,

разляжется в холодных водах.

Кроме любви твоей,

мне нету моря,

а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.

Захочет покоя уставший слон —

царственный ляжет в опожаренном песке.

Кроме любви твоей,

мне нету солнца,

а я и не знаю, где ты и с кем.

Если б так поэта измучила,

он любимую на деньги б и славу выменял,

а мне ни один не радостен звон,

кроме звона твоего любимого имени.

И в пролет не брошусь,

и не выпью яда,

и курок не смогу над виском нажать.

Надо мною,

кроме твоего взгляда,

не властно лезвие ни одного ножа.

Завтра забудешь,

что тебя короновал,

что душу цветущую любовью выжег,

и суетных дней взметенный карнавал

растреплет страницы моих книжек…

Слов моих сухие листья ли

заставят остановиться,

жадно дыша?

Дай хоть

последней нежностью выстелить

твой уходящий шаг.

Александр Пушкин

Прощай, письмо любви! прощай: она велела.

Как долго медлил я! как долго не хотела

Рука предать огню все радости мои!..

Но полно, час настал. Гори, письмо любви.

Готов я; ничему душа моя не внемлет.

Уж пламя жадное листы твои приемлет…

Минуту!.. вспыхнули! пылают — легкий дым

Виясь, теряется с молением моим.

Уж перстня верного утратя впечатленье,

Растопленный сургуч кипит… О провиденье!

Свершилось! Темные свернулися листы;

На легком пепле их заветные черты

Белеют… Грудь моя стеснилась. Пепел милый,

Отрада бедная в судьбе моей унылой,

Останься век со мной на горестной груди…

Андрей Вознесенский

В человеческом организме

В человеческом организме

Девяносто процентов воды,

Как, наверное, в Паганини,

Девяносто процентов любви.

Даже если — как исключение —

Вас растаптывает толпа,

В человеческом назначении —

Девяносто процентов добра.

Девяносто процентов музыки,

Даже если она беда,

Так во мне, несмотря на мусор,

Девяносто процентов тебя.

Владимир Высоцкий

Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно.

Живешь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно.

Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,

Пусть дождем опадают сирени,

Все равно я отсюда тебя заберу

Во дворец, где играют свирели.

Твой мир колдунами на тысячи лет

Укрыт от меня и от света.

И думешь ты, что прекраснее нет,

Чем лес заколдованный этот.

Пусть на листьях не будет росы поутру,

Пусть луна с небом пасмурным в ссоре,

Все равно я отсюда тебя заберу

В светлый терем с балконом на море.

В какой день недели, в котором часу

Ты выйдешь ко мне осторожно?..

Когда я тебя на руках унесу

Туда, где найти невозможно?..

Украду, если кража тебе по душе, -

Зря ли я столько сил разбазарил?

Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,

Если терем с дворцом кто-то занял!

Вера Полозкова

Город стоит в метельном лихом дурмане —

Заспанный, индевеющий и ничей,

Изредка отдаваясь в моем кармене

Звонкой связкой твоих ключей,

К двери в сады Эдема. Или в Освенцим.

Два поворота вправо, секунд за пять.

Встреть меня чистым выцветшим полотенцем.

И футболкой, в которой спать…

Лорд Джордж Байрон

Прости! И если так судьбою

Нам суждено — навек прости!

Пусть ты безжалостна — с тобою

Вражды мне сердца не снести.

Не может быть, чтоб повстречала

Ты непреклонность чувства в том,

На чьей груди ты засыпала

Невозвратимо-сладким сном!

Когда б ты в ней насквозь узрела

Все чувства сердца моего,

Тогда бы, верно, пожалела,

Что столько презрела его.

Пусть свет улыбкой одобряет

Теперь удар жестокий твой:

Тебя хвалой он обижает,

Чужою купленной бедой.

Пускай я, очернен виною,

Себя дал право обвинять,

Но для чего ж убит рукою,

Меня привыкшей обнимать?

И верь, о, верь! Пыл страсти нежной

Лишь годы могут охлаждать:

Но вдруг не в силах гнев мятежный

От сердца сердце оторвать.

Твое то ж чувство сохраняет;

Удел же мой — страдать, любить,

И мысль бессменная терзает,

Что мы не будем вместе жить.

Печальный вопль над мертвецами

С той думой страшной как сравнять?

Мы оба живы, но вдовцами

Уже нам день с тобой встречать.

И в час, как нашу дочь ласкаешь,

Любуясь лепетом речей,

Как об отце ей намекаешь?

Ее отец в разлуке с ней.

Когда ж твой взор малютка ловит,

Ее целуя, вспомяни

О том, тебе кто счастья молит,

Кто рай нашел в твоей любви.

И если сходство в ней найдется

С отцом, покинутым тобой,

Твое вдруг сердце встрепенется,

И трепет сердца — будет мой.

Мои вины, быть может, знаешь,

Мое безумство можно ль знать?

Надежды — ты же увлекаешь:

С тобой увядшие летят.

Ты потрясла моей душою;

Презревший свет, дух гордый мой

Тебе покорным был; с тобою

Расставшись, расстаюсь с душой!

Свершилось все — слова напрасны,

И нет напрасней слов моих;

Но в чувствах сердца мы не властны,

И нет преград стремленью их.

Прости ж, прости! Тебя лишенный,

Всего, в чем думал счастье зреть,

Истлевший сердцем, сокрушенный,

Могу ль я больше умереть?

Златенция Золотова

Искупление — штука сложная.

Как ни ставь его на весы,

Но не сделает невозможное.

И назад не пойдут часы.

Можно долго молить и каяться.

Исповедоваться стене.

Непростительное прощается?

Никогда. Ни тебе, ни мне.

И не выльется в виде слез оно.

И не выйдет, как кровь из вен.

Знаешь, мне абсолютно все равно,

Что ты можешь отдать взамен.

В арифметике я не плавала.

Мне душа твоя, как пятак.

Если душу, то сразу — дьявола.

А твоя у него и так.